Максим
Покровский:

Это интервью я считаю удачей. Нет, Максим Покровский не сторонится прессы и с удовольствием общается с журналистами, но при всем этом он катастрофически занятой человек. Поэтому когда директор группы Сергей Раскин предложил мне приехать на студию Андрея Пастернака к пяти часам текущего дня, я согласился без колебаний, даже несмотря на то, что до назначенного времени оставалось всего три часа. Медлить было нельзя — второго такого случая можно было бы дожидаться очень долго.

Музыка — это не
животноводство...

я думаю, что мой интерес к персоне Максима Покровского понятен. «Ногу свело» — это настоящее явление современной
популярной музыки. Творчеству этой группы трудно дать какое-либо определение, а его проявление каждый раз становится неожиданностью. Плюс к этому, «Ногу свело» относится к тем немногочисленным сегодня коллективам, которые почему-то не берет «зараза формата». А для нашего времени это уже феномен. Ну и, конечно же, сама личность лидера и идейного вдохновителя группы — это тоже явление не из рядовых. Эксцентричный и неординарный во всех отношениях артист оказался человеком в высшей степени вежливым и предупредительным. А разговаривали мы на лестнице. Просто чтобы никому не мешать.

Максим, в двух словах, что тут у вас происходит?

— Сейчас у нас горячее время, поэтому мы одновременно делаем несколько дел. В одной комнате идет запись второй части песни «Я не последний герой», а в другой мы отсматриваем видеоклип на нашу новую песню «Рекламное место сдается». Это абсолютно новый видеоклип, на абсолютно новую песню.

Вся эта работа происходит в рамках какого-то альбома?

— Вполне возможно, что эти песни войдут затем в какой-либо большой альбом, но пока о песне «Я не последний герой» говорить еще вообще рано: еще нет даже текста, мы пишем только инструментальную часть, а относительно песни «Рекламное место сдается» — мне хотелось бы, чтобы она вышла еще до появления альбома в виде сингла, поскольку это довольно самостоятельная акция, которая несет самостоятельный замысел.

Судя по названию, эта песня претендует на злободневность?

— В какой-то мере да, но вообще мы побаиваемся такой уж злободневности. Все наши песни, даже если они имеют актуальный смысл, выходят только после того, как в отношении данной темы уляжется пыль. Я всегда привожу в пример нашу «Матную песню» (песня, название которой состоит из трех известных букв русского алфавита, а «Матная песня» — это официальное название), которую мы записали и выпустили только тогда, когда мат на российской рок-сцене уже перестал быть чем-то экстраординарным. Так и тут. Реклама в нашей стране появилась не вчера и не позавчера, «задолбала» своим однообразием и тупостью тоже очень давно, поэтому вряд ли эту тему можно назвать злободневной. На самом деле эта песня стала неким отголоском. В апреле этого года группа «Ногу свело» праздновала свое 15-летие. В рамках этого юбилея мы организовали концерт в Театре эстрады, в процессе организации которого нам пришлось достаточно глубоко окунуться в рекламу. И вот когда уже все закончилось, где-то в конце весны, я ехал на машине по городу, смотрел на наши оборванные афиши, на наружную рекламу… смотрел уже другими глазами. С рекламой мы сталкивались и раньше, но эпизод подготовки этого концерта стал для нас, наверное, самым мощным опытом. И вот как-то снова все это накатило, еще раз «стошнило» от всего этого, и я предложил ребятам сделать такую песню «Рекламное место сдается». Они согласились.

Чем для вас является процесс записи? Это некий акт регистрации музыкальной идеи при помощи аудионосителя или отдельный творческий процесс?

— Очень хорошо, что вы задали этот вопрос через союз «или». Поскольку для меня как музыканта процесс записи и работы со звуком, конечно же, представляет огромный интерес. Но с другой стороны, я как человек, все время рвущийся куда-то вперед, не могу подолгу задерживаться на одной идее. Как только материал отрепетирован, как только я вижу, что он нормально лег на аудиотреки, мой интерес к нему пропадает. Мне уже нужно делать что-то следующее. Вот в этом отношении запись для меня — это уже некий акт, как вы сказали, регистрации идеи.

Как «Ногу свело» записывает свой материал? Есть какие-то собственные предпочтения?

— Наверное, нет, за исключением того, что мы любим записывать песни по мере их написания и подготовки. Это, конечно же, получается несколько дороже, чем запись всего альбома сразу, но все же нам так работать нравится больше. А потом, мы, наверное, как и все в мире, пробуем самые разные варианты записи. Не секрет, что звуковые технологии позволяют на данный момент делать треки практически где угодно. Поэтому в последнее время довольно часто мы что-то делаем по домам, а затем собираем все это на студии. Я хочу особенно подчеркнуть, что именно по домам, потому что слово «дом» отдает чем-то «малобюджетным». Нет, в результате материал все равно попадает на профессиональную студию, где и приобретает окончательный вид. Просто по домам очень удобно работать. Тебе не нужно никому ничего доказывать, сидишь и сам себе все доказываешь… Никто тебя не ограничивает во времени и не стоит над душой. Можно работать сколько угодно, пока не получится именно то, что тебе нужно.

Какими домашними мощностями располагаете?

— О, у меня все более чем скромно. Не самый современный компьютер на базе PC, довольно небольшой набор программного обеспечения и практически полное отсутствие какого-либо железа. Мне не нужно оборудование высокого класса, поскольку моя задача заключается лишь в том, чтобы просто реализовать идею в звуке. Все, что я пишу, как правило, сначала начинает звучать у меня в голове, и поэтому, прежде чем я пойду с этой идеей куда-то дальше, мне нужно облечь ее в физическую форму. Когда это сделано, я могу передать ее дальше по инстанциям. Например, отдать нашему клавишнику Виктору Медведеву — у него все намного серьезней, и он делает из этого уже что-то похожее на профессиональную запись. Но в конце концов — я еще раз повторюсь, чтобы не возникло ощущения, что «Ногу свело» камстрячит свои пластинки на коленке, — все равно окончательную форму материал приобретает на профессиональной студии. Единственное мое вмешательство в окончательный вид песни или альбома заключается в том, что я в последнее время сам делаю мастеринг.

?!

— Я понимаю, что для того, чтобы делать более-менее внятный мастеринг, неплохо было бы приобрести две-три многотысячедолларовых ламповых штучки, но, с другой стороны, убежден в том, что если не очень сильно мудрить, если не очень сильно надувать эту несчастную фонограмму и извращать ее, то желаемого результата можно добиться и весьма скромными средствами.

Почему вы занялись таким специфическим занятием, как мастеринг?

— Ну, во-первых, исходя из осознания того, что я действительно могу это сделать: в отличие от записи фонограммы, для мастеринга не нужно столько оборудования, коммутации и чего-то еще, у тебя просто есть wav-файл, и ты с ним работаешь. А во-вторых, исходя из того, что далеко не всегда, даже в альбоме «В темноте», наши фонограммы меня устраивали, и многие из них приходилось, на мой взгляд, просто спасать. Тот же альбом «В темноте» писался в нескольких московских студиях. И не так страшен факт, что он получился разношерстным по звуку, как то, что некоторые фонограммы меня совершенно не устраивали. Сделав несколько работ и получив одобрение ребят нашего ансамбля, которые являются людьми в высшей степени придирчивыми, я понял, что не зря это делаю. И теперь я это делаю, хотя и не факт, что мне это нравится. Просто я знаю, что никто лучше меня этого не сделает, и никому не хочу это отдавать.

Расскажите, пожалуйста, о своих инструментах и их роли в вашем творчестве.

— У меня есть три инструмента, из них два основных — это 4-струнный Modulus модель Flea и 5-струнный Schecter модель Baron — и еще есть запасной инструмент. Это 4-струнный инструмент с обратной механикой, который лет десять, а то и больше, назад мне сделал один молодой мытищинский мастер. Бас-гитара замечательно звучит, но теперь это запасной инструмент, хотя именно на нем были записаны все басовые партии нашего первого альбома («Один—ноль в пользу девочек»). Я достаточно долго не меняю инструменты, я совершенно ими доволен. Хотя, может быть, мою коллекцию и можно было бы чем-то дополнить, но я не могу этого сделать, поскольку в последние два-три года живу, словно в барабане стиральной машины. Сегодня, например, мы записывали басовую партию «Последнего героя», и все, что я мог себе позволить по части подготовки к этому мероприятию, — это вчера вспомнить, что было бы неплохо иметь на записи бас-гитару. Я попросил наших техников привезти инструмент на студию и поменять на нем струны. Не знаю, хорошо это или плохо… В принципе, наверное, неплохо, потому что в душе я не такой уж заядлый инструменталист. Я люблю смотреть на проблему в целом, люблю слышать вещь целиком и достаточно легко отношусь к записи своих партий в студии. Если мне звукорежиссер говорит, что партия его устраивает и он ее принимает, то я тут же выбегаю, хватаюсь за телефон и начинаю делать какие-то совершенно другие дела.

А есть какие-то вещи, без которых вы не можете сделать хорошую запись?

— Вопрос сложный и с подвохом… Дело в том, что пока в нашем активе нет записей, которыми я был бы абсолютно доволен. Единственное, что могу сказать, — мне все больше и больше, несмотря на то, что работая за компьютером я посадил глаза, что я не оборудован должным образом технически, нравится работать дома. Там происходят совсем непонятные вещи. Недавно у себя дома я делал одну инструментальную композицию — она называется «Голубь мира и военная угроза» — и пропел в ней буквально несколько ноток без текста. У меня не было микрофона, и я проорал их в акустическую гитару со звукоснимателем. Она каким-то образом сняла этот звук, и я этим воспользовался. Я не хочу сказать, что это какое-то новое слово в звукозаписи, скорее это было сделано от некой ущербности, но время от времени такие вещи меня увлекают.

Есть вещи, без которых вы не можете отыграть концерт?

— Мои две бас-гитары. Без них я действительно не могу отыграть концерт. Недавно, где-то полгода назад, у нас был очень сложный концерт в Киеве. Перед самым концертом мой 5-струнный «шехтер» сломался. Просто перестал давать сигнал: что-то развалилось в одном из переключателей. И нам пришлось даже переделывать программу, поскольку я не обладаю таким исполнительским уровнем, который позволил бы мне без подготовки сыграть на 4-струнном басу то, что я обычно играю на 5-струнном, и наоборот. И даже более того — это уже не ответ на ваш вопрос, а дальнейшее развитие мысли — я обязан некоторыми песнями инструменту «шехтер». В альбоме «Бокс» есть песни — это «Семь планет», «Часики», «Кровавые мальчики», «Черви» — которые появились благодаря «шехтеру». Этот инструмент настолько необычно звучит, что довольно часто его звук подвигает меня на какие-то музыкальные идеи, которые затем ложатся в основу песни.

Как выглядит процесс создания песни?

— Это происходит по-разному. Можно создавать их, находясь рядом с фортепиано, хотя на фортепиано я играю практически никак; некоторые песни создаются под бас-гитару, но большинство песен создается «из башки». Больше всего я, конечно, люблю, когда это происходит «из башки», когда все заиграло, а ты уже потом перекладываешь.

Почему вы стали играть именно на бас-гитаре?

— Это пошло еще с детства. Мы во дворе репетировали, а бас-гитарист оказался дураком. Его выгнали, и я решил попробовать. Я до этого не держал в руках никакой гитары, да в общем-то, и до сих пор не освоил ничего, кроме бас-гитары, которой я владею и то лишь в какой-то степени. Я очень часто страдаю от своего неумения… Когда люди просят меня сыграть что-нибудь на гитаре, мне приходится очень долго объяснять, что я на самом деле не умею этого делать. Люди смотрят на меня с подозрением — мол, ври, ври, ты просто не хочешь выполнить нашу просьбу. В такой ситуации я выгляжу действительно достаточно своеобразно, поскольку для многих людей вообще нет никакой разницы между 6-струнной гитарой и басом, и они не хотят верить в то, что я не умею играть на обычной гитаре.

Мак-сим, теперь я хочу предложить такую игру: я называю слова или обороты, а вы озвучиваете свои ассоциации и мысли.

— Хорошо, давайте.

Шоу-бизнес.

— В отечественном варианте — посредственное производство.

Русский рок.

— Фикция.

Америка.

— Безразличие.

Фабрика звезд.

— Мощный телевизионный проект.

Формат.

— Был бы не самой страшной вещью, если бы не вкусовщина и шоу-бизнес (см. шоу-бизнес, потому что это посредственное производство).

А что, на ваш взгляд, сейчас приходит на отечественном музыкальном радио и телевидении?

— Происходят достаточно странные вещи. Дело в том, что определенные, назовем их так, глашатаи музыкальных стилей (я сейчас говорю, в частности, о радио), заблуждаясь, подумали, что они нащупали курс, которым нужно двигаться, после чего начали культивацию какого-то определенного типа музыки. Естественно, по закону природы пойдя при этом по пути наименьшего сопротивления и доведя таким образом все до абсурда. Наиболее махрово это расцвело в области рок-музыки, которая просто дошла до пародии на искусство в принципе. Видимо, этот процесс будет продолжаться до тех пор, пока не образуется некий вакуум. Тогда, видимо, найдут новых талантливых, и эти талантливые что-то взорвут. С помощью этих талантливых радиодеятели опять подумают, что они нашли что-то правильное, и снова начнется культивация этого субъективно правильного, которое на самом деле снова не будет иметь ничего общего с настоящим искусством. И так дальше по кругу. Это нормальный процесс. Но есть еще и другая сторона, наиболее страшная, которая представляет собой простую подмену понятий. Любое радио говорит о том, что оно идет на поводу у слушателей и передает только то, что нравится людям. С этим можно соглашаться, можно не соглашаться, можно долго спорить на каком-то высоком уровне, говоря при этом об истинных ценностях искусства как такового и т.д. Но я хочу сейчас опуститься на землю и сказать об одной очень простой вещи. Любой хит-парад составляется из тех песен, которые представлены в списке. И я, например, не могу зайти на веб-сайт радиостанции и проголосовать за песню «Темная сторона луны», поскольку ее в этом списке нет. В результате людям приходится выбирать из того, что им предлагают. Вокруг всего этого создается какое-то действие, одни песни идут вверх, другие вниз, кто-то по этому поводу радуется, кто-то грустит, и все это вроде бы как по желанию слушателей. На самом деле — это элементарный логический тупик, элементарное передергивание, которое позволяет навязывать определенную музыку и после этого говорить, что людям это нравится. Это было бы на самом деле страшно, если бы время от времени не появлялись некоторые сумасшедшие люди, которые, несмотря ни на что, делают все так, как им хочется, и таким образом поддерживается естественный баланс.

С телевидением немного легче, потому что телевидение еще более озверевшее. Тут хотя бы понятно, что происходит. К тому же ряд телеканалов в нашей стране за трансляцию музыки берет деньги. Эта ситуация, с одной стороны, чудовищна, но, с другой стороны, она хотя бы понятна. Иной раз легче заплатить деньги, чем спорить на уровне вкусов. Плюс к этому на телевидении есть такая вещь, как корпоративная этика, побороть которую невозможно в принципе. Говорить о проблемах можно достаточно долго, но если как-то сконцентрировать все на одной мысли, то получится, что качество музыки, несмотря на то, что все вроде бы двигаются вперед, постоянно падает.

Виновата ли в этом процессе поп-культура как таковая?

— Здесь все зависит от конкретного примера. Ну, например, «Фабрика звезд». Я не могу сказать, что это плохой проект. Это совершенно четкий, понятный проект, сделанный на высоком профессиональном уровне. Если бы «Фабрика звезд» декларировала свои намерения перевернуть общественное сознание, привнести в мир новую музыку и сказать новое слово, то тогда бы мы относились к ней с учетом этой декларации и могли бы что-то требовать. Но такой декларации не было, и поэтому «Фабрика звезд» — это всего лишь мощный телевизионный проект, который и не призван на что-то влиять. Он просто заполняет определенное пространство и делает это не самым худшим образом. В «Фабрике звезд» есть прогресс, которого, например, нет в рок-музыке. Я считаю, что рок-цех деградирует гораздо быстрее. Это факт.

Скажите, а вы, «Ногу свело» в целом и вы в частности, в своем творчестве несете какую-то идею или просто занимаетесь любимым делом?

— Мы, скорее всего, делаем второе. Но в то же время в этом, наверное, и есть наша идея. Такая идея, потому что сама рок-музыка в нашей стране уже довела до абсурда и саму идею идеи. Большинство рок-музыки делается под эгидой какой-то идеи, зачастую исключая саму идею музыки — это происходит не всегда и не со всеми, но происходит достаточно часто. Я очень часто сравниваю отечественных рок-музыкантов с женщиной без шарма. Мы сейчас не говорим о красоте или пропорциях, а просто о человеке, у которого ничего нет внутри, и вследствие этого ему ничего не удается. Чем это можно заменить? В былые годы это можно было заменить комсомольской или партийной работой либо сидением на лавочке и собиранием сплетен или любым другим проявлением себя через что-то общественное. То есть подогревание самого себя посредством какой-то идеи. Я, мол, так вас не достану, так достану через комсомольскую ячейку. А ты достань так. Ты выйди голый (не в прямом смысле, конечно). Ты артист. Выйди, встань перед публикой и спой. И тогда сразу будет понятно, чего ты стоишь. А когда начинаются все эти идеи… Все равно понятно, чего все хотят. Все хотят одного. Все страшно хотят «бабала». Все хотят, чтобы их любили, чтобы их издавали, чтобы их песни крутили по радио и по телевизору. Этого хочет каждый, этого хотят сто процентов людей. А когда для достижения всего этого чего-то не хватает, что-то не получается, тогда начинаются идеи.

Группе «Ногу свело» исполнилось пятнадцать лет. С точки зрения накопленного за эти годы опыта, что бы вы могли посоветовать, точнее, пожелать тем, кто сегодня впервые берет в руки гитары и собирается что-то делать в музыке?

— Очень хорошо, что вы оговорились, что я не советую, потому что я вообще не люблю давать советы, тем более, когда меня об этом не просят. А что касается пожеланий… Я хочу пожелать «если смерти, то мгновенной, если раны — небольшой»… Это означает, что если вы не уверены, пожалуйста, не берите в руки инструмент. Не мучайте музыку. Не мучайте уши. Дайте, дайте немножечко тишины. Но если вы уверены, что вы не можете без этого жить, что музыка — это часть вас, то готовьтесь — у вас будет очень сложная жизнь, в которой будут и спады, и неудачи, и нужно будет отдавать всего себя. Ко всему этому нужно быть готовым, очень любить свое дело и никого не слушать. Никого не слушать — это то, чему я учусь долгие годы и не могу пока научиться. Я считаю, что одно из самых великих проявлений профессионализма — это умение никого не слушать. Плевать на мнение других. Это не конвейерное производство, не животноводство и не политика. Это музыка! Здесь все решаешь только ты.