Заказать!![]()
Владимире Кузьмине написано немало. Уже более четверти века этот музыкант находится в поле постоянного внимания прессы.
О музыке, о творчестве, о духовных поисках Владимира Кузьмина, о том, что составляет его истинное лицо, читайте в этой статье.
Отбирая материалы для статьи о Владимире Кузьмине, я постепенно пришел к выводу, что рамки журнальной статьи никак не могут вместить всю полноту более четвертьвековой профессиональной деятельности.
Слишком многогранной получается тематика, где каждая сторона творческой жизни Кузьмина, по сути, — отдельная книга.
Владимир Кузьмин, конечно, в первую очередь композитор, автор многих песен, которые на слуху у всей страны.
Его песни отличаются особым мелодизмом, при этом в его музыке всегда чувствуется рок-н-ролльная «закваска», что всегда отличало Кузьмина от общего фона советско-российской эстрады.
Благодаря этому сочетанию Владимир Кузьмин, играя по форме «чужую» рок-музыку, всегда был по уровню популярности в высшей лиге отечественных поп-звезд.
Для того, чтобы быть востребованным, многим рок-музыкантам, играющим «фирменную» музыку, пришлось на каком-то этапе корректировать репертуар — осваивать русские романсы или шансон, избегая блюзовых нот наивной молодости.
Мы часто видим метаморфозы, когда человек появляется как вокалист жесткой рок-группы, а со временем переходит на более выгодный репертуар, более близкий «русской душе».
Объясняется это просто: наша страна имеет другие музыкальные корни, а поэтому «хочешь жить — умей вертеться».
Кузьмин никогда не изменял себе.
Его линия творчества с первых хитов «Карнавала» до сего момента не претерпела изменений ни по звучанию его «Динамика», ни по содержанию.
Некоторые критики относят творчество Кузьмина к поп-музыке, утверждая, что настоящий рок должен за что-то бороться, т.е. иметь социальную направленность, а рок-музыкант обязательно должен быть нищим, жить в подвале и идти против течения.
Любовная лирика — это, мол, уже не рок, даже если там есть гитара с перегрузом.
Сам Владимир Кузьмин рок- и поп-музыку не разделяет: «Во времена моей молодости популярную коммерческую музыку, поп-музыку, играли рок-группы.
Поп и рок означало одно и то же...» — как-то сказал он мне в личной беседе.
Да, Кузьмин никогда не призывал со сцены к революциям. Никогда он не пел двусмысленных, тем более злых песен. Но что же получается в итоге?
Прошла перестройка, постепенно люди забыли социалистический период, со всеми атрибутами той жизни.
Постепенно потеряла актуальность и «революционная» тема.
Многие рок-группы, которые получили популярность за счет «фиги за спиной», при всеобщей гласности, не имея других выразительных средств, стали просто не интересны, заняв свое достойное место в истории отечественного рока.
А Кузьмин дает по 30 и более концертов в месяц. Что двадцать пять лет назад, при социализме, что сейчас, при капитализме...
Его даже не коснулось сложное время начала 90-х, когда на сцену ворвались фонограммные «Ласковые маи» и «Маленькие принцы», похоронив все советские ВИА и постперестроечные «тяжелые» рок-группы.
Находясь в категории вечных ценностей, независимых от «времен перемен», Владимир Кузьмин просто искренне сочинял и пел песни, и эти песни, как показывает жизнь, любимы уже многими поколениями слушателей.
Я думаю, что многие песни этого автора будут жить долгие, долгие годы...
И если уж как-то классифицировать музыку Кузьмина (что является делом абсолютно неблагодарным), то его творчество лучше отнести к категории «музыкального рока», которая входит в общую рок-культуру.
Именно музыкальная составляющая является наиболее сильным звеном, основой линией творчества музыканта, которая не имеет узковременного характера ценностей.
Если само рождение новой песни является некой тайной, то материализация этой песни — дела уже сугубо земные. Записав 19 студийных и 5 концертных альбомов, на которых Владимир Кузьмин выступал как автор музыки, слов, как аранжировщик, музыкант и продюсер, этот человек имеет просто громадный опыт студийной и концертной деятельности.
Для молодого поколения этот опыт просто бесценен.
Это очень интересная и объемная тема, которую необходимо рассмотреть отдельно.
В русских песнях немаловажную (а быть может, и первостепенную) роль всегда играли слова. Владимир Кузьмин начал писать тексты, еще играя в школьном ансамбле. Причем не только на русском, но и английском языке. Слушая некоторые песни Кузьмина, назвать в них слова просто «текстами» как-то не поворачивается язык. Мне кажется, что многое, чего достиг этот музыкант в своей карьере, это заслуга его поэзии, которая глубоко трогает душу, особенно душу влюбленную.
Феноменальный успех Кузьмина заключается в том, что он является ярким исполнителем, как в плане вокала, так и как инструменталист.
Начав свою концертную деятельность еще в школьном ансамбле, пройдя школу полулегальных студенческих «сейшенов», ресторана, работы в филармонических ВИА, эстрадного оркестра, гастролирующих рок-групп, В. Кузьмин стал настоящим мастером.
Трудно даже представить, сколько за свою жизнь дал концертов этот музыкант. И каких концертов!
Даже в самые трудные времена Владимир Кузьмин никогда не работал под «фанеру», всегда держал высокую планку.
И делал это не для того, чтобы что-то доказать другим. Просто он любит музыку, любит играть на гитаре, любит петь, и концерт для него — не просто работа, а радость, удовольствие.
Настоящий профессионализм, как правило, раскрывается в мелких деталях, в нюансах.
Хочу по этому поводу рассказать небольшую историю, которая будет интересна читателям журнала In/Out.
Озвучивание «живого» коллектива — дело сложное.
Сколько времени порой уходит на то, чтобы сделать нормальный звук группы! Особенно это сложно у нас в России, где порой концертные площадки совершенно не пригодны для проведения «живых» концертов.
Я был свидетелем одного «саундчека» группы «Динамик».
По времени он прошел за одну минуту, прямо на вступлении к первой песни в концерте.
Музыканты группы только приехали с другой площадки и, достав инструменты, побежали на сцену.
Первым вышел барабанщик (тогда это был Андрей Шатуновский) и задал хороший темп.
Затем подтянулись другие музыканты, на ходу подключая свои инструменты.
Все это было вступлением к песне, хотя выглядело такой режиссерской задумкой.
За это время звукорежиссер, давно привыкший к работе в таких условиях, успел отстроить барабаны, установить баланс баса, клавишных.
Затем вышел Кузьмин, сыграв фразу на гитаре и поздоровавшись со зрителями (это дало возможность звукорежиссеру создать баланс всей группы) начал петь «Когда нам было по 17 лет».
И почему все вдруг зазвучало — непонятно! То, что для зрителей было началом концерта, некой драматургией, для музыкантов было отработанной системой саундчека.
«Вот работают ребята!» — переглянулись между собой музыканты выступавшие в «разогреве».
Спокойно, без суеты и нервотрепки, с легкостью, непринужденно, с улыбкой... И тогда, кстати, я понял, что звук группы на сцене зависит не только от аппаратуры и профессионального уровня звукорежиссера, а в большей степени от музыкантов, которые сами чувствуют баланс и не создают лишних звуков, засоряющих фактуру общего микса.
И, конечно, звук группы зависит от аранжировок, от продуманных партий, которые вместе звучат хорошо, даже при недостатке других слагаемых.
И еще: такого звучания можно добиться только имея огромный концертный опыт — годы, десятилетия работы. На эту тему разговор с Владимиром Кузьминым, без сомнения, получился бы очень интересным, а главное —полезным, особенно для молодых групп, которые зачастую неудачные выступления списывают на плохой аппарат.
Белым пятном в нашей прессе остался этап работы Кузьмина в Америке. К сожалению, мало кто знает, что в свое время группа «Динамик» вошла в список двадцати лучших концертов Калифорнии по итогам года! Попасть в этот список, учитывая любовь американцев к грандиозным шоу —большой успех.
Хочется немного остановиться на узкопрофессиональных вопросах.
В частности, поговорить о вокале — главном козыре Кузьмина относительно других поющих композиторов. Вне зависимости от вкуса, все согласны в одном: голос этого артиста, его особую, индивидуальную манеру пения невозможно спутать ни с кем другим. Он создал свой стиль пения.
Елена Ермак, известный педагог по вокалу, анализируя пение Кузьмина, дала очень интересное определение — «инструментальная манера».
Музыканты-инструменталисты поют не так, как это делают чистые вокалисты, не владеющие на должном уровне музыкальными инструментами и инструментальной импровизацией.
То есть хороший инструменталист, по данной теории, поет не по вокальным законам, а как бы голосом играет на инструменте.
Происходит это в большей степени подсознательно. Мелкие форшлаги, динамические всплески, особое контролируемое вибрато, добавление «овердрайва», смещение акцентов и ударений с целью обострить ритм, импровизационные мелизмы и т.д. — все это художественные элементы скорее инструменталистов. И это естественно.
Кузьмин начал заниматься музыкой в шесть лет на скрипке, которая с детства вырабатывает отношение к звуку, к интонированию, к исполнительской культуре.
«Я до сих пор ноты мыслю скрипичными аппликатурами» — говорит музыкант. Потом Кузьмин профессионально овладел еще многими инструментами, став широким мультиинструменталистом.
На своих концертах он играет и на рояле, и на саксофоне, и на флейте, на скрипке и, конечно, на гитаре, без которой его представить просто невозможно.
О гитаре — разговор особый. Владимир Кузьмин является обладателем самой большой коллекции гитар в России.
На момент написания статьи у него было 75 инструментов, причем это профессиональные гитары самой высокой ценовой категории.
Многие могут спросить: а для чего, собственно, столько инструментов? Понять его смогут только гитаристы, до фанатизма влюбленные в гитару.
Наверное, срабатывает и то, что все свое детство, всю свою молодость Кузьмин мечтал иметь профессиональную гитару.
Его первая семиструнная гитара, подзвученная микрофоном и включенная в радиоприемник «Романтика», его первый «самопал», сделанный солдатом воинской части северного военного гарнизона, его полуакустическая Musima, купленная по большому блату, дались очень дорогой ценой — годами мечтаний и волшебных снов.
Теперь, в музыкальном магазине, детские мечты сбываются.
Здесь уместно также рассказать небольшую историю.
Владимир Кузьмин как-то пришел в один из музыкальных магазинов.
Рассматривая гитары, услышал игру одного гитариста, который увлекся и слегка потерял пространственно-временные координаты.
Подошел к нему и спросил: «Ну как тебе гитара? Нравится?». Кому не понравится родной PRS! «Да, — ответил гитарист. — Удивительно звучит! Просто мечта! Однако вот стоит она больше трех тысяч долларов!».
Кузьмин повернулся к продавцу и лаконично сказал: «Я ее покупаю».
Оплатил в кассе всю необходимую сумму, взял гитару уже в кейсе, протягивает ее этому гитаристу и говорит: «Я тебе ее дарю».
Все, кто был в магазине и наблюдал за этой картиной, были просто в шоке.
Я сам был свидетелем этой истории, так как тем гитаристом был именно я... Эта гитара — не только лучший инструмент, какой я когда-либо держал в руках, это еще и подарок такого человека!
О гитарах с Владимиром Кузьминым можно разговаривать часами, сутками, неделями.
«Я еще не нашел свою гитару,» — как-то сказал он.
Что же он ищет? Что толкает этого вполне состоявшегося музыканта двигаться к новым вершинам?
Как-то в одном из интервью Алексей Козлов дал свое определение таланту: «Талант есть то, без чего человек не может жить».
И лучшего ответа уж не найдешь...
И последнее.
Своим творчеством Владимир Кузьмин оказал влияние на целое поколение гитаристов.
Его соло «снимали» с магнитофонов, его песни играли на танцах, в ресторанах, на концертах.
Музыку Кузьмина перекладывают многие музыканты в виде инструментальных пьес.
В начале 80-х, когда группа «Динамик» как одна из немногих рок-групп гастролировала по СССР, каждый концерт был событием.
Как хочется вспомнить то время и послушать рассказы Владимира. Это наша история.
Вот и получается в итоге, что сделать статью о Кузьмине, охватывающую все стороны его творческой жизни, — очень трудная, практически невыполнимая задача.
Поэтому я решил разбить этот объемный материал на несколько частей. Сегодня вы сможете прочитать первую «главу», где Владимир Кузьмин расскажет о своем детстве и юности, о том, как создавался его музыкальный базис.
Я не стал задавать здесь ненужных вопросов и отошел от стандартной формы интервью «вопрос-ответ»... Так что оставляю вас, уважаемые читатели, наедине с Маэстро.
Наедине с маэстро
Музыкой я начал заниматься в шесть лет на скрипке.
Помню, что в детстве больше всего любил фортепиано и именно на этом инструменте хотел учиться.
Мне очень нравилась быстрая музыка джазовых трио — рояль, контрабас, ударные — которую можно было тогда услышать по радио.
Но фортепиано — инструмент стационарный, его трудно было перевозить, а я рос в семье военного.
Мой отец был офицером морской пехоты.
Хотя родился я в Москве, до окончания школы вместе с семьей (в которой было еще двое младших — брат и сестра) скитался по военным гарнизонам всей страны.
Там и проходило мое музыкальное образование.
Учиться играть на скрипке я не имел особого желания, но родители отдали меня именно на этот инструмент, объясняя тем, что так им посоветовали педагоги в музыкальной школе, и это большая честь, потому что на скрипку берут далеко не всех.
Я помню, что на экзаменах при поступлении в музыкальную школу я пел песню «Пусть всегда будет солнце». Это был мой первый концерт.
Так я начал без особого восторга учиться на скрипке у моего педагога — молодой девушки, которую звали Белла Яковлевна.
Как она, бедняга, меня учила — я не помню. Наверное, быть педагогом по скрипке — самое неблагодарное занятие.
Инструменты были очень плохие, настроить их было большой проблемой.
И сами звуки, которые издавали на этих инструментах ученики начальных классов, трудно было отнести к звукам музыкальным.
Гнусное звучание скрипки вызывало у меня какой-то комплекс.
Немало добавляла комплексы еще и нотная папочка со скрипичным ключом.
Когда все мальчишки во дворе играли в хоккей, в футбол, я должен был идти в музыкальную школу с этой папочкой.
Помню, я жутко стеснялся этой «девчачьей» нотной папки. Идя на занятия, я ее прятал в подъезде, а ноты засовывал в футлярчик от скрипки.
Со временем игра на этом инструменте мне начала нравится, так как я увидел перспективу: ученики старших классов играли уже довольно хорошо, на вполне приличном звуке.
Занятия тоже стали более интересные.
Особенно мне нравились «унисоны», когда человек пять-шесть играли в унисон.
Это было уже что-то похожее на оркестр.
Кроме того, я очень любил занятия по музыкальной литературе и особенно сольфеджио.
Постепенно начало приходить и теоретическое осмысление ладов, изучать которые я стал довольно рано.
Потом мы переехали в город Балтийск Калининградской области на новое место службы отца.
Там был педагог Зиновий Ильич — довольно требовательный и строгий, который здорово меня гонял.
«Кузьмин, иди домой за канифолью!» — командовал он. Я с пятого этажа бегу, и вот я уже на улице, а он из окна кричит: «Кузьмин! Давай назад! Я нашел канифоль!».
Но здесь, на новом месте, родители все же купили пианино, и я почувствовал, какое преимущество имеет этот инструмент.
Во-первых, скрипку надо готовить к игре — достать из футляра, настроить, натянуть смычок и т.д.
Играть нам разрешали только стоя.
Все это мне было в тягость.
А на пианино — открыл крышку, и ты уже можешь играть, причем не только одноголосную мелодию, а с полноценным аккомпанементом.
На фортепиано у меня сразу рождались разные темы.
Я мог часами проводить за фортепиано и именно тогда начал сочинять несложные пьески.
По нотам я разучивал разные классические произведения.
Фортепиано мне нравилось больше, хотя скрипка заложила прочную основу.
Я до сих пор, слушая или подбирая мелодию, подсознательно мыслю ее нотами в скрипичной аппликатуре.
В четвертом классе во дворе дома я познакомился с парнем-девятиклассником, который играл на саксофоне.
Как-то он дал мне совет — попроси, мол, у отца кларнет.
Его можно было взять у солдат в оркестре воинской части.
Он рисовал мне большие перспективы: научишься играть на кларнете, а там на саксофон перейдешь, а саксофон — это король джаза!
Играть джаз — эта идея мне очень понравилась.
Отец по моей просьбе принес мне кларнет, и я стал его осваивать.
Уже готовился к поступлению в класс кларнета, как вдруг отца перевели в новый гарнизон на север в Мурманскую область.
Уже на новом месте в подъезде дома один парень мне показал несколько аккордов на семиструнной гитаре.
Я загорелся. Буквально за несколько дней я освоил множество распространенных аккордов — «малая звездочка», «большая звездочка», «лестница», «обратная лестница» (тогда аккорды в открытой позиции имели такие названия).
Я выучил большой репертуар песен Высоцкого, блатных песен, которые были распространены.
Многие я помню, кстати, до сих пор. Мама купила мне семиструнную гитару.
Помню, стоила она 6 руб. 50 коп.
С покупкой была связана такая история.
Гитара в магазине была только одна, и ее хотела купить сыну наша соседка, которая была первой в очереди.
Я так плакал от горя, что моя мама ее уговорила купить гитару как бы на двоих.
Потом каким-то образом мне купили собственную гитару, и мы с соседом, счастливые обладатели гитар, организовали ансамбль. Мне было 12 лет.
Рок-музыка
В это время в моей музыкальной жизни произошел резкий поворот.
До этого я занимался классикой, пытался играть джаз, «снимал» музыку из кинофильмов, пел под гитару дворовые песни.
И вдруг... Один парень мне сказал, чтобы я поймал волну радио Норвегии в восемь часов в пятницу: «там ты услышишь поп-концерт».
В те годы поп и рок было одно и тоже, так как популярную массовую, т.е. модную музыку играли в основном рок-группы.
Радиостанция была на средних волнах, никто ничего там не «глушил», качество звука по тем временам было отменное, так как мы жили практически на границе страны.
Родители мои как раз в это время уходили, мне никто не мог помешать удовлетворить свое любопытство.
Включаю радио, нахожу необходимую волну, а там «Битлз», «Роллинг Стоунз», другие самые модные западные группы!
Самые последние хиты, которые у нас еще не известны! У меня просто, как сейчас говорят, «съехала крыша».
Это был 1966–1967 год — время, когда я ушел в музыку полностью.
Мне хотелось получить звук электрогитары, и мы с друзьями осваивали разные способы.
Например, пытались установить в акустическую гитару микрофон и при помощи спичек воткнуть провода в радиоприемник «Романтика».
Это было что-то! Но, естественно, мы шли дальше.
Уже в 1967-м году у меня появилась первая настоящая электрогитара-«доска».
Это был «самопал», который сделал какой-то солдат.
Вообще, стоит особо заметить, что солдаты воинских частей мне очень помогали — показывали аккорды, учили различным приемам игры.
Многие из них были, так скажем, прогрессивно мыслящая молодежь того времени — студенты вузов из Ленинграда, из Прибалтики, из Москвы.
В военных оркестрах служили солдаты, окончившие музыкальные училища, и многие увлекались рок-музыкой.
Солдаты играли на танцах, и мы, мальчишки, с замиранием сердца слушали их потрясающую игру.
Звук электрогитары казался космическим, божественным!
Это была вершина счастья.
Я не знаю, как обстояли дела с музыкальной информацией в других регионах страны, но у нас ее было предостаточно.
Я до сих пор удивляюсь тому, что у меня в северном военном гарнизоне в 1968-м году были перекопированные ноты всех популярных песен «Роллинг Стоунз» и «Битлз».
А альбом «Are You Experienced» Джими Хендрикса у меня был полностью — ноты и тексты на английском языке.
Откуда все это появлялось, я ума не приложу.
На школьных вечерах в ансамбле мы играли эти песни, а также сочиняли свои.
Никто нам, кстати, не запрещал петь на английском и играть столь необычную для советского времени музыку.
Знание нотной грамоты и гармонии мне здесь очень пригодились.
Ноты, которые мы доставали, были большим подспорьем, так как некоторые песни в гармоническом отношении были далеко не просты.
На слух подобрать некоторые нюансы (учитывая то качество звучания магнитофонов и качество записи) не всегда было просто.
Состав у нас был такой: соло-гитара, ритм-гитара, бас и барабаны. Аппаратура была «Кинап» — ламповые усилители и колонки типа «колокол», представлявший собой динамик-рупор, который обычно висит на столбе.
На школьных вечерах, на танцах мы играли вещи, которые делились на два вида — танго и шейк.
Танго — это такой «медляк», а шейк — быстрый танец. Кстати, мы много исполняли «инструменталок».
Помню даже играли приджазованные композиции типа «Опавших листьев», «Бесаме мучо».
Что касается песен, то не всегда можно было найти правильный оригинальный текст.
Выход я находил следующим способом — сочинял на музыку свой текст на английском.
Это, кстати, был не просто набор слов, типа «птичьего языка», а именно текст, в который я даже пытался вложить смысл.
Новый этап.
В 1970 году в моей жизни произошло событие: родители мне купили настоящую электрогитару.
Достать этот инструмент помог мой дядя, занимавший определенный пост в торговле в Москве.
По своей скромности мои родители никогда не обращались к нему за помощью, ради меня это был, наверное, единственный случай.
Мы пришли на склад, и я увидел удивительную гитару — полуакустическую Musima, аналог Gibson ES 135.
Стоила она 220 рублей — астрономическая сумма по тем временам.
Это было счастье! С этой гитарой я не расставался сутками в прямом смысле слова.
Это была уже вполне профессиональная гитара, которая хорошо звучала и была исполнена очень качественно.
Эта Musima определила новый этап в моей жизни.
В сентябре 1970 года, когда я, счастливый обладатель такой гитары, пошел в 9 класс, умер Джими Хендрикс, и по всем западным радиостанциям, которые мы могли ловить, начали крутить его композиции, концерты, целые альбомы.
Это было время электрогитарного бума.
Творчество Джими распространилась в наших кругах настолько, что их играли практически все, это было нормой, чем-то само собой разумеющимся.
Мальчишки собирались человек по пять и обсуждали, кто как играет то или иное место, различные приемы.
Как раз в это время мой друг привез из Ленинграда три альбома — «Sticky Fingers» Rolling Stones, «In Rock» Deep Purple и «In-A-Gadda-Da-Vida» Iron Butterfly.
Особенно произвел впечатление Deep Purple.
Звучание было настолько мощным, в то же время песни были мелодичными, прекрасные аранжировки, потрясающие соло Блэкмора и Джона Лорда.
«In Rock» затмил даже Led Zeppelin, который в то время у нас был на первом месте.
Вообще, у нас в школе всегда были такие музыкальные «кланы».
Сначала это были «клан» Beatles и «клан» Rolling Stones, а потом началось противоборство поклонников Led Zeppelin и Deep Purple.
В спорах, кто из них лучше, порой доходило даже до драк!
Так, играя в школьном ансамбле, живя в такой атмосфере, я окончил школу и поехал в Москву поступать в институт.
Студенческие годы
В 1972 году я поступил в Московский институт железнодорожного транспорта.
Как и в других вузах Москвы, в МИИТе кипела музыкально-хипповская жизнь.
Я познакомился со многими студентами-музыкантами: например, с Крисом Кельми на лекциях мы сидели за одной партой.
Во Дворце Культуры института постоянно проводились вечера, на которых студенческие группы, в модных тогда красных вельветовых «клешах», играли музыку самых популярных западных групп.
Постепенно и я влился в эту музыкальную жизнь, так как моя Musima всегда была со мной.
В это время я познакомился с Иваном Смирновым, который не просто играл все соло Блэкмора, но и умудрялся еще и импровизировать на эти соло, вставляя какие-то свои «фишки».
Вообще в то время проверкой гитариста была игра известных «соляков».
Мы все их учили, вникая в самые тонкости.
Это была неплохая школа.
Иван Смирнов на меня оказал большое влияние.
Где-то с 1973 года началось мое увлечение более сложной музыкой, которая была очень популярна — Jethro Tull, Mahavishnu Orchestra Джона Маклафлина.
Особенно мне нравилась группа Genesis.
Институт я решил бросить, так как понял, что хороший инженер-железнодорожник из меня не получится.
Поступил в музыкальное училище.
Работа в ресторане
Мне, конечно, хотелось работать музыкантом профессионально, да и жизнь заставляла работать.
И как раз выдался благоприятный случай поступить на работу в ресторан в Люберцах.
В свой состав они искали поющего саксофониста.
Меня пригласили на прослушивание.
Я на всякий случай, помимо саксофона, взял с собой скрипочку.
Хотел взять гитару, но мне мой знакомый этого делать не советовал, так как в коллективе, по его словам, гитарист очень «продвинутый».
Им оказался Григорий Безуглый (в настоящее время гитарист группы «Круиз»).
Прихожу, Гриша говорит: «Ну что, давай что-нибудь по блюзу, какая тональность?».
Я отвечаю, что мне все равно, любая, но лучше «соль».
Играли довольно долго, а потом Гриша сказал: «Я что-то не пойму, или ты круто играешь, или ты вообще играть не умеешь!».
Я старался играть нестандартно, такой свободный джаз по альтерированным ступеням блюзовой гармонии.
Играть сложно и быстро тогда было показателем «крутости».
Далее на скрипке я поиграл какой-то блатняк.
Спел пару песен Высоцкого, несколько песен «Битлз».
Так меня приняли в ансамбль, подобрали мне костюмчик, и началась работа.
Гриша давал мне и на гитаре поиграть, и я, заработав денег, купил себе электрогитару «Элгита».
Можно сказать, что моя действительно профессиональная работа началась именно с этого ресторана — мне завели трудовую книжку и стали выплачивать зарплату.
Музыканты были очень сильные.
Гриша Безуглый, например, был всегда очень самобытным гитаристом.
Он мог играть необычный аккомпанемент и интересные аккордовые соло в стиле Джо Пасса на любую тему.
Он изучил джазовую гармонию по распространенной тогда школе Дэвида Бэйкера, когда служил в армии.
Но многое играл просто по слуху. Кое-чему я у него научился.
Выход в профи
В начале 1977-го года меня пригласили работать в филармонический ансамбль «Надежда», в котором я проработал год.
Это была очень хорошая школа, так как я попал в очень сильный состав.
Например, наш пианист Женя Печенов, которому было всего 21 год, умудрялся целиком снимать импровизационные бибоповские композиции Оскара Питерсона, разучивать их наизусть и играть «в ноль».
Репетиции у нас проходили как в армии: не дай бог где-то на концерте промахнуться.
Очень ответственно все относились к работе.
Это не прошло бесследно.
Через год меня пригласили на работу в ансамбль «Мелодия» — ведущий коллектив страны, который записывал музыку многим исполнителям, озвучивал кинофильмы и т.д.
Работа была такая: в 9 утра приходишь на работу, тебе дают ноты, потом репетиция (один-два прогона) и запись.
Зачастую мы даже не знали, кому записываем эту фонограмму — Кобзону, Ненашевой, Лещенко или кому-то еще из звезд того времени.
Мне было 23 года, и я был на седьмом небе от счастья, что нахожусь рядом с музыкальным цветом всей страны — Зубовым, Фрумкиным, Контюковым, Бахолдиным, Симановским и многими другими.
Передо мной в ансамбле стояла задача осовременить эстрадно- джазовое звучание модной тогда соло-гитарой.
И это тоже была отличная школа, пользу которой трудно переоценить.
Потом меня в свой коллектив пригласил Ю. Ф. Маликов руководитель ансамбля «Самоцветы».
Я перешел в этот коллектив потому, что все же работа в вокально-инструментальном ансамбле мне была ближе, чем студийная в большом оркестре.
В «Самоцветах» мне особо запомнилось общение с Владимиром Пресняковым-старшим, прекрасным музыкантом и человеком.
На репетициях, между концертами мы с ним занимались импровизацией.
Он писал мне ноты разных пассажей, джазовых квадратов, а я учил их на гитаре, а потом мы «гоняли» все это в унисон, транспонируя в разные тональности.
Меня всегда удивляло, как мог Володя Пресняков на саксофоне моментально транспонировать любые пассажи.
На гитаре-то это просто.
С огромной теплотой я вспоминаю работу в этом ансамбле.
Я слушаю песни, которые мы исполняли — например, «Нежность», «Как молоды мы были» А. Пахмутовой и Н. Добронравова и другие, и понимаю, насколько они красивы и как качественно были исполнены.
Конечно, в то время мы над этими песнями «издевались», что-то там в шутку переделывали... Пацанами были.
Сейчас, с возрастом, все понимаешь уже по-другому.
Да и в профессиональном отношении советские ВИА были очень сильными коллективами.
Постоянные репетиции, пение многоголосием, было много концертов.
Я ничуть не жалею, что имел опыт работы в этих коллективах, играл с такими музыкантами.
«Карнавал»
Но потом начался новый этап моей жизни.
Мы частенько выступали вместе с разными коллективами, в частности с «Веселыми ребятами».
Этот коллектив был менее «комсомольский», ориентированный на более западную музыку.
Саша Барыкин, солист «Веселыми ребят», до этого ушел из ансамбля и хотел сделать рок-группу.
Для осуществления этой идеи он искал музыкантов.
Помню, он пришел ко мне и говорит: «Давай играть рок!
Наши музыканты про тебя говорят, что такого гитариста в жизни не видели.
Вот еще Женя Казанцев присоединится (бас-гитарист «Самоцветов»), и будем играть коммерческий рок».
Как сейчас помню, он произнес слово «коммерческий» как «коммэрческий», т.е. с выраженным «э»!
Я ему показал свои песни, и мы решили, что будем их делать в новой группе.
Сколько же было энергии и веры в этом человеке.
Саша Барыкин так горел идеей создания группы, что невольно заражал ей всех кругом.
Он, встречаясь с разными музыкантами, всем говорил, что мол, мы «забили» на Москонцерт и будем играть рок, что состав у нас самый крутой и т.д.
Саша-то в то время был уже достаточно популярным музыкантом, поработал в разных коллективах, видный был парень, востребованный.
А нам, если честно, было немного страшновато уходить из Москонцерта неизвестно куда.
Мы колебались в сомнениях.
Тогда Саша при очередной встрече сказал гениальную фразу: «В Чили народ вон революцию делает, а вы не можете из Москонцерта уйти».
После этой убедительной фразы мы с Женей Казанцевым ушли из «Самоцветов».
Так родилась группа «Карнавал».
По прошествии какого-то времени мы устроились на работу в ресторан в Салтыковке, который стал нашей базой.
Мы поставили такие условия, что будем играть только западные песни и блатные.
Советские песни мы играть не хотели.
И посетителям ресторана это понравилось.
Аппаратура у нас была фирменная, музыка тоже, и, как следствие, в ресторан пошел «продвинутый» народ.
Мы пели как «кавера», так и свои песни.
Жизнь была, конечно, веселая и интересная.
Мы практически не расставались.
Спали по 4 часа.
Распорядок дня был примерно таким: в 12.00 репетиция, на которой мы разучивали песни к ресторанной программе, а также свои вещи для концертов, вечером с 19.00 до 23.00 мы отыгрывали ресторанную программу, а когда ресторан закрывался, начинались подпольные «сейшена» до утра.
То есть в 23.00 ресторан якобы закрывался, все уходили, а потом съезжалась уже другая аудитория, прятали машины, маскировались, и начинался концерт.
Нам такая жизнь нравилась, мы были круглые сутки в музыке.
Часто мы делали и выездные концерты.
Много в этот период было смешных случаев.
Приехали, например, мы в какой-то подмосковный городок. Женя Казанцев с бас-гитарой выходит на сцену и говорит такой текст: «Сейчас вы услышите не тот елейный сиропчик, который привыкли слышать по радио и телевидению.
Сейчас вы услышите настоящий рок!»
Мы заиграли и буквально через несколько тактов директор Дворца Культуры издал душераздирающий вопль: «Контрреволюция!!! Занавес!!!» Мгновенно приехала милиция. Музыкантов в один автобус, зрителей в другой.
В это время мы стали готовить программу на английском языке.
Как раз готовилась московская Олимпиада, и нам разрешили сделать такую программу.
Правда, сыграть ее не удалось.
В концертном зале «Россия» на первой песне «Супермен» также перед нами закрыли занавес и запретили выступать.
Широкую известность «Карнавал» получил после выхода миньона — пластинки с тремя песнями.
Мы долго «пробивали» выход пластинки, и вот хоть в таком урезанном варианте, но она вышла. Это для группы был прорыв.
Впервые на пластинке, кстати, написали «рок-группа».
До этого слово «рок» музыкальные функционеры как-то избегали употреблять.
Так что можно сказать, что «Карнавал» был первой рок-группой, получившей официальный статус.
Но омрачил такое событие один момент: на обложке пластинки меня указали как руководителя группы, хотя все мы были равноценными участниками ансамбля.
Сделано это было без моего ведома, просто порядок был такой — в ансамбле должен быть руководитель.
Тем не менее Саша обиделся, так как он являлся инициатором создания группы.
Я больше отвечал за музыкальную сторону, песни в основном пели мои.
После выхода пластинки мы стали известными всей стране и начали гастролировать, работая в Тульской филармонии.
И хотя сейчас много есть разной информации о том, как и почему мы расстались с Барыкиным, все же основным фактором было то, что и у меня, и у Саши, который к тому времени начал писать песни, накопилось много материала, который реализовать в одном проекте было сложно.
Нам просто стало тесно в одном ансамбле.
И жизнь нас постепенно разделила.
Дальше я пошел своей дорогой.
Но это уже следующая глава истории...
Материал подготовил Д. Малолетов
Статьи 
